Надежда Ручанова — фаундер и CEO латвийской компании BARU, предоставляющей консалтинговые услуги в области Big Data и Data Science, автор и основной спикер курса Agile FUN-da-Mentals. Уже два года Надежда живет в Латвии, но несмотря на это активно поддерживает протесты в Беларуси, была наблюдателем на выборах и вместе с командой сделала курс Agile FUN-da-Mentals бесплатным для белорусов, попавших в затруднительное положение. Мы поговорили с Надеждой о том, какие люди приходят на курс и почему ее ранит пассивная позиция, которую заняла ИТ-отрасль по отношению к протестам.

«Под девизом “Мы лучше, чем PornHub” мы решили делать вебинары по Agile»

— Я поразилась тому, что вы назначали интервью на 7:30 утра по рижскому времени. Вы, как Тим Кук, встаете в четыре утра?

— Нет, у меня просто маленький ребенок. Когда я жила в Минске и водила старшую дочь в гимназию, я приходила на работу без пяти восемь. Я говорила сотрудникам: «Давайте в восемь утра сделаем встречу, зачем терять час». А они мне отвечали: «Мы же своих детей уже вырастили». Просто так получается. Если есть время, зачем его терять?

— Как проходит ваш рабочий день? Как вы распределяете время между проектами?

— Мои проекты не носят долговременный характер. Если бы я десять лет занималась тремя проектами, то могла бы сказать, что, например, 10% времени у меня уходит на первый проект. Но такого нет. Я очень увлекающийся человек. Если у меня есть новый проект, я могу и 200% времени на него выделить, и забыть поесть, и лечь спать в четыре утра.

У меня есть компания, и в компании есть несколько проектов. В зависимости от того, где требуется мое участие, время и распределяется.

Сейчас у меня есть проект по обучению людей (Agile FUN-da-Mentals — прим. авт.), в который я очень сильно эмоционально вовлечена. Я не могу сказать, что он занимает какое-то фантастическое количество времени и приносит такое же количество денег, но моя душа там.

Есть проекты, в которых мне надо раз в месяц составить строчку финансирования и согласовать это с заказчиком. Это занимает 20 минут. Но это не значит, что это неважный проект. Это не значит, что когда-то я им сутками не занималась.

— Вы сейчас работаете из дома? Какая обстановка в Латвии в связи с коронавирусом?

— В Латвии жесткая обстановка. Латвия – очень маленькая страна, и как следствие в ней малые мощности медицинской системы. Поэтому все очень серьезно относятся к ситуации. Начиная с пятницы, в стране введен режим чрезвычайного положения. Изменены требования к осуществлению торговли, режим работы заведений, ужесточены требования к масочному режиму, включая штрафы. Мы с семьей пока переехали в наше загородное жилье.

— Насколько я знаю, именно ситуация с коронавирусом подтолкнула вас к тому, чтобы весной запустить курс Agile FUN-da-Mentals. Как возникла эта идея?

— В Риге начался карантин, причем очень строгий, и у меня отвалился заказчик по BARU. Было понятно, что нового заказчика не будет, потому что ситуация нестабильная. Мне надо было или увольнять людей, или придумать им какую-то загрузку. А история с Agile была достаточно давнишней, меня постоянно приглашали куда-то выступать. Я все делала спонтанно, в последнюю ночь готовила презентации. Приходила, выступала, всем нравилось. Но все равно эта информация была неструктурированной.

Я обсудила с командой, что можно делать вебинары. Тогда еще была тема, что лучшие вузы мира предоставляли доступ к курсам бесплатно. PornHub открыл доступ к премиум-аккаунтам. И под девизом «Мы лучше, чем PornHub» мы решили делать вебинары по Agile. Когда мы начинали, мы не думали, что это будет полноценный курс. Но в итоге нам так понравилось, что мы сделали восемь тематических блоков.

А у меня предпринимательский дух не убьешь. Я подумала, что это готовый курс. Дальше дело техники — нужно было его аккредитовать, сертифицировать и вывести на рынок. Сейчас проект находится на самоокупаемости.

«Малый процент людей легко воспринимает изменения в жизни»

— Когда начались протесты, вы сделали курс бесплатным для белорусов.

— Вокруг курса есть три продукта. Его можно пройти самостоятельно бесплатно, можно заплатить 80 евро и пройти его с инструктором в группе. А если вы хотите получить международный сертификат, это стоит 400 евро. У нас часто есть скидки и подарки.

Когда начался процесс после 9 августа, мы решили сделать курс бесплатным для белорусов. Я не могу сказать, что это решение мое, хотя я была наблюдателем на участке в Риге. Но у меня команда такая: одна девочка была наблюдателем в Вильнюсе, вторая — волонтером в Минске на Окрестина.

Таким образом, если человек хочет получить новые знания, изменить свою жизнь, «войти в ИТ», он может оставить нам заявку в три строки, и мы возьмем его в поток с инструктором бесплатно. Для остальных обучение стоит 80 евро.

— Много ли было заявок?

— Всего мы обучили более 100 человек. Сейчас в обработке еще 70. Я не могу читать эти заявки.  Почитала их первые три дня, и у меня началась депрессия. Поэтому девчонки читают и отбирают. В целом, если человек пишет в заявке хоть одно предложение, велик шанс, что она будет удовлетворена. Мы не берем любителей халявы. Типа: «У меня все хорошо, но вы же тут бесплатно учите, почему бы вам меня не поучить». Если человек не может написать даже одно предложение, зачем ему нужен курс, наверное, команда не должна тратить на него усилия.

Надежда была наблюдателем на участке для голосования №94 в Риге.

— Были люди, которые вас поразили?

— Да они все потрясающие. Например, у нас есть домашнее задание — переписать 12 принципов Agile более коротко. И один мужчина написал его в стихах, а другая девушка нашла 12 пословиц и поговорок,  которые коррелировали с 12 принципами Agile.

Еще у нас есть домашнее задание создать свою канбан-доску. Я прошу не делать ее в программах, а использовать подручные материалы. И мне инструктор говорит, что пишет слушатель: «Тут Надежда сказала сделать из подручных средств доску. Какие подручные средства, я на дежурстве в части сижу! Из чего было, из того и слепил. Пускай она сильно не расстраивается, я очень старался».

— На курсе много людей, которые работают в госсекторе и хотят сменить работу?

— Может быть, они не готовы написать «я хочу сменить работу». Но они готовы написать «я хочу учиться». Конечно, много людей, которые чисто гипотетически хотели бы сменить работу. Но изменения — это крайне болезненный процесс. Очень малый процент людей легко воспринимает изменения в жизни. Я считаю, что они не показатель физиологической нормы. В норме человек должен страшиться перемен, у него должны стоять эволюционные барьеры от того, чтобы кидаться в сторону неизвестного. Именно поэтому мы наблюдает такой низкий процент профессионалов.

В современном мире уже недостаточно окончить вуз и потом эксплуатировать знания, которые ты получил. Но у нас люди этого еще не поняли. Они могут без души и огонька выполнять работу, за которую им платят 500 рублей, и считать, что так и надо.

Ведь все так живут. Но это вообще так не работают. Мы находимся в условиях рынка, у которого нет границ.

Что такое нематериальный продукт? Эта статья будет конкурировать не с другой статьей на сайте Bel.biz, а со статьями в New York Times и Forbes, потому что для потребителя нет разницы, где читать, и он будет выбирать более качественный продукт. А мы пока не научились эти продукты делать и, ясное дело, будем проигрывать конкурентам все больше. Людей, которые готовы учиться непрерывно, очень мало.

Вы знаете, сколько в Беларуси людей с высшим образованием?

— Процентов 90? Мне кажется, у нас довольно легко получить высшее образование.

— Всего 24. Мы оцениваем ситуацию по тому, кто находится рядом с нами, с кем мы контактируем, и очень сильно ее переоцениваем. Конечно, если я с мужем коммуницирую, я могу сказать, что и магистратура должна быть у каждого. Даже две! Потому что у меня такая семья.

Почему льготы ИТ-сектору в Беларуси оплатила вся страна

— Я согласна, что человеку сложно меняться, особенно если рядом нет успешных примеров. У меня возникал вопрос, почему спустя три месяца протестов так много людей занимают нейтральную позицию.

— В любой стране 20-30% людей будут выступать за сохранение текущего положения вещей. Даже если у власти последний людоед, который ест младенцев в прямом эфире. Просто потому что этот товарищ понятный, а неизвестность пугает. Будут и радикальные противники. И этих людей тоже трудно переубедить. А посередине будет масса, которая может колыхаться то в одну, то в другую сторону. Я думаю, в Беларуси где-то 20-30% голосовали за Лукашенко. А остальные готовы были голосовать хоть за кого-то, лишь бы не за него.

На участке №94 в Риге, согласно протоколу, за Тихановскую проголосовало 65,3% избирателей, за Лукашенко — 28,4%.

В нормальных режимах для избирателя все закончилось бы в тот момент, когда он поставил галочку. От него больше ничего не требуется. Это не является нормой — выходить на протесты. Это очень большой набор действий — встать, одеться, взять флаг. И самое главное, пойти туда, где опасно. Если бы там было весело, были бы массовые гуляния формата Дня города, это была бы одна история. Но идти туда, где опасно, людям не свойственно.

Меня поражает и даже до глубочайшим образом ранит молчание моих коллег — лидеров в ИТ-отрасли. Я бесконечно признательна рядовым разработчикам, тестировщикам, бизнес-аналитикам, которые все-таки нашли в себе силы и вышли возле ПВТ.

Очень много лет эти люди учили нас лидерству. Они выступали на форумах, рассказывали, что создают передовые продукты, что они команда, что важно быть лучшим среди равных.

Они говорили о том, что только, раскрывая креативность и свободу ИТ-сектора Беларуси, мы будем впереди планеты всей. И это же не один день длилось. ИТ-сектор Беларуси как будто бы имел право на собственную уникальность и неповторимость, и получил он его в том числе благодаря льготам.

Льготы — это всегда перераспределение благ. Если вы получили льготу, значит, в другом месте ее у кого-то забрали. Когда ИТ-сектор получил льготы ПВТ, их за него оплатила вся страна.

— Что вы имеете в виду?

— Грубо говоря, у вашей бабушки есть пенсия, которая платится из социальных отчислений. Эти социальные отчисления все платят одинаково. И тут в какой-то момент решили, что айтишники не будут их платить. Но количество бабушек не уменьшилось. Более того, каждый айтишник не сказал: «Это моя бабушка, раз я не плачу отчисления, значит, ей можно не платить пенсию». При этом вы, врач, продавщица из ларька продолжили платить бабушкам.

— Вас возмущает то, что молчание хранят топ-менеджеры? Ведь сами айтишники выходят на протесты.

— Ну сколько их выходит. У меня очень специфическая лента в Facebook, я всю жизнь работаю в ИТ. По моей личной статистике из 100 человек в среднем 5-6 будут активно выходить на протесты, выкладывать фото, писать посты. Еще 10% будут выходить и ничего не выкладывать. При этом чем выше должность, тем менее активны люди.

У нас больше 900 резидентов ПВТ. Я думаю, что так же, как и во всей нашей жизни, по отношению к ним работает принцип Парето: в 20% компаний работает 80% сотрудников. Глупо ожидать, что компании 500+ человек будут заявлять радикальную повестку. Остается 80% маленьких компаний уровня стартапа, которыми не будет никогда Янчевский (директор ПВТ — прим. авт.) заниматься. В каждой из этих компаний есть директор, продукт-менеджер, и у меня претензия к этим людям. Ребятам, вы под угрозой не больше, чем все остальные. И вы же нам всем что-то втираете про лидерство. Ну, какие вы после этого лидеры.

Надежда на пикете за справедливые президентские выборы у посольства Беларуси в Риге, июнь 2020 года.

— Мне кажется, многих испугал случай с PandaDoc. Руководители просто переживают, что их позиция отразится на сотрудниках.

— Случай с PandaDoc другой. Поступок Микиты Микадо очень яркий, он действительно подрывает систему изнутри. За это была наказана компания. Но между делом PandaDoc и недельной забастовкой большая разница. А между недельной забастовкой и открытым выражением своего мнения в соцсетях тоже большая разница. Есть много шагов, как показать, что тебе не все равно. А еще один шаг — это когда ты постишь грибы, круассаны, а твои сотрудники заходят на страницу и это видят.

Почему белорусские айтишники не будут массово уезжать из страны

— Как вы думаете, много ли айтишников уедет из страны?

— Я считаю, что максимальный риск в цифрах — это от 3 до 5%. Условия, которые созданы в Беларуси относительно налогообложения, беспрецедентны. Ни в одной другой стране мира журналистка Татьяна не согласится спонсировать чью-то бабушку.

На самом деле механизм льгот сделан криво. В Беларуси искажено понимание, что такое стартап.

Стартап — это маленькая компания, у которой есть основания для бурного роста. А не компания Прокопени, где работает 2 тысячи человек. Это не стартап, а зрелый бизнес.

Концептуальная идеология Западной Европы такая: пока ты маленький, мы должны тебе помогать, учить, создавать условия, чтобы ты вырос. Но как только ты вырастаешь, ты становишься полноценным членом общества и должен платить налоги. 

Белорусское ИТ не делает ничего уникального. Есть продуктовые стартапы, но их единицы. В целом, если мы посмотрим на структуру белорусского ИТ, 99% — это аутсорсинг, и это вообще не уникально. Это бизнес эластичный по цене, то есть, грубо говоря, клиенту, который покупает аутсорсинг, плюс-минус все равно, где его купить – в России, Украине. Вы же не думаете, что программисты в Новосибирске чем-то принципиально хуже программистов в Минске. Может быть, с учетом ослабления курса российского рубля россияне даже выгоднее, чем белорусы.

В ИТ-секторе сверху и снизу есть так называемое давление. С одной стороны, клиент не будет платить больше какой-то величины. С другой, произошло раскручивание спирали заработных плат. Зарплаты программистов за 10 лет выросли, но сами они не стали программировать в два раза эффективнее. Наверное, за всю эволюцию мозг не стал думать в два раза эффективнее, потому что 95% его клеток работают для того, чтобы мы прямо стояли.

То есть рост заработных плат не был обоснован производительностью. Мы убрали прослойку налогов, и зарплаты выросли ровно настолько, насколько мы убрали.

Другими словами, у разработчиков в Беларуси и Латвии будет одна и та же зарплата грязными. И когда белорусский разработчик приедет в Европу, то выяснит, что после того, как у него вычтут налоги, на руки он получит гораздо меньше.

Допустим, он устал жить в несвободе и готов потерпеть. Он говорит: «За безопасность надо платить, я согласен». Тут начинается целый комплекс проблем. Нужно платить за жилье. Даже если у разработчика есть квартира в Минске, вряд ли он сейчас сможет ее сдать за такую сумму, которая перекроет затраты на аренду жилья в Европе. По бытовым вопросам придется переплачивать. Например, тебе нужно пойти к врачу, а ты не знаешь куда, и идешь в ближайшую клинику и платишь.

Если мы говорим о высокооплачиваемых специалистах в Беларуси, то это уже взрослые люди. Значит, у них есть семья. Предположим, муж — разработчик, а жена — врач в больнице. Если он в Европе трудоустраивается с потерей, то она, скорее всего, не устраивается никуда. Да, естественно, со временем жизнь наладится, но в моменте не понятно, ради чего ехать. Ради того, чтобы всей семьей жить на упавшую зарплату разработчика? Так что, может, ты, муж, закроешь рот у себя на работе и будешь программировать с удвоенной силой, чтобы мы здесь хорошо жили.

— Тогда можно ответить на вопрос, почему многие айтишники до сих пор молчат.

— Совершенно верно. Есть люди, которые делают выдающиеся вещи и будут востребованные на Западе. Но в большинстве своем наши айтишники плохо обучены, плохо говорят по-английски и ничего не читают, потому что последние десять лет их заработная плата росла непропорционально их достижениям. Они открывают вакансии в Европе, и зарплаты их быстро перестают радовать. А потом рассылают резюме по компаниям — и по нулям. Получается, что ехать некуда.

«В условиях, когда нет денег, пустой холодильник победит любой телевизор»

— Верите ли вы в то, что белорусский протест победит?

— Да, я не просто верю, я знаю это со стопроцентной вероятностью. Только, как убежденный рыночник, я понимаю, что победит режим Лукашенко не протест как таковой, а банальная экономика и дефицит государственного бюджета. Военная диктатура — это очень дорого. У него просто не хватит денег, чтобы все это поддерживать долго. А в условиях, когда нет денег, пустой холодильник победит любой телевизор.

— Вы активно поддерживаете протестующих, хотя уже не живете в Беларуси. Почему вам не все равно? Могли бы вы вернуться в Беларусь и при каких условиях?

— Поддерживаю, потому что могу. В моих действиях — быть наблюдателем, поддерживать людей, приезжающих в Латвию, обучать людей — нет никакой политики. Это больше про базовые ценности, про борьбу добра и зла. Нет в этих действиях никакого специфического героизма. Просто порядочность, которую в меня вложили родители и хорошие книги.

Вернуться совсем я, наверное, уже не смогу. Да и не хочу. Мне нравится моя уютная провинциальная жизнь среди сосен, белок и дюн. Я люблю с сыном гулять вдоль моря и пить кофе утром на террасе, вдыхая запах хвои. Европейские ИТ-компании уже не вернутся полностью в офисы, а это значит, что пора обустраивать кабинет с видом на лес и камином.

Тем не менее, я совершенно не отрицаю для себя возможностей краткосрочного участия в важных для страны проектах (полгода — год). Это и новые выборы, и e-government, и даже экономические преобразования. Там, где может быть полезен мой опыт в государственном управлении, антикризисных навыках и знания в области создания ИТ-систем национального масштаба, я готова участвовать. Для этого важно, чтобы нелегитимный Лукашенко покинул свой пост и чтобы людям, готовым вкладываться в будущее страны, были обеспечены гарантии безопасности. При этом, я уверена, я буду далеко не единственной. Огромное количество высококвалифицированных специалистов, покинувших Беларусь, откликнутся и будут работать.

Фото: личная страница Надежды в Facebook.