Все люди хотят выглядеть краше в глазах других
Все люди хотят выглядеть краше в глазах других. Это нормальное желание. Плохо другое: без вранья тут не обходится. Например, когда речь заходит о художественной литературе, то вместо интересного рассказа о понравившемся детективе или живого спора о книгах и чтении вообще, люди чопорно заверяют друг друга в фальшивой любви к классике. И тогда на свет появляются такие перлы, как «стихи Быкова».
Признанная литература (как и музыка, театр, изобразительное искусство) до сих пор остается безотказным скорострельным оружием. Особенно если ты подписываешь деловой контракт с солидным человеком, в просторном кабинете которого тускло мерцают кожаными переплетами полные собрания сочинений, или охотишься на романтичных женщин, для соблазнения которых разучил перед зеркалом пару-тройку стихов Сергея Есенина.
Постараюсь в этот дивный год, специальным указом объявленный в нашей стране Годом книги, честно рассказать, какая литература мне по душе.
Мемуары нацистов, включая дневники рядовых солдат
Мне нравится читать документальные книги про завешенный гобеленами сумрачный лабиринт под новой имперской канцелярией, на каждом повороте которого застыли эсэсовцы, а у фюрера левая рука безжизненно висит вдоль туловища и голова мелко трясется, и он прерывает своих генералов хриплым голосом: «Ах, оставьте… не имеет значения… докладывайте дальше». Или про то, как солдаты вермахта на Восточном фронте не могут идти в атаку, потому что их скрутила диарея. А ведь сражение возле маленького украинского села только началось и стемнеет еще не скоро…
Захватническая война – это болезнь, несомненно.
Марк Аврелий
«Размышления» Марка Аврелия – книга о Мужестве, написанная Мужчиной. Особенно врезается в память начало, когда римский император – живший как философ, а умерший как воин, – перечисляет людей, научивших его чему-то хорошему и важному. Лучшее предисловие к книге из всех мною прочитанных.
Некоторые строки «Размышлений» я выучил наизусть:
{quote-2}
Говард Лавкрафт
Не знаю другого литератора, чей стиль, синтаксис так убедительно создавали бы атмосферу страха. Произведения Лавкрафта затягивают как трясина, медленно лишая дыхания и света. Оставаясь один, я перечитываю его повесть «Морок над Инсмутом». Эта книга о человеке, оказавшемся в жутком приморском городе, сильно влияет на сознание и психику не фабулой, а ритмом, глухим и мерно нарастающим. «Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств», – писал Лавкрафт, который прожил всю жизнь затворником из-за отсутствия денег, но отправил 9 тысяч писем друзьям и читателям.
Привыкнуть к страху нельзя, убежден. Как и перестать тосковать по запредельному.
Чарльз Диккенс
Если я смеюсь, сидя за книгой, мои близкие знают: я читаю Диккенса. Хотя, конечно, этот англичанин, чья зубочистка из слоновой кости и золота в 2009 году ушла с торгов за 9 тысяч 150 долларов США, сочинял невеселые книги про бедность. Но персонажи, какие же у него живые персонажи! И легкий юморной слог:
{quote-1}
Книги Диккенса напоминают монологи-эссе Михаила Жванецкого. Кстати, Диккенс часто ездил по Европе и США и читал свои книги вслух, «с чувством, с толком, с расстановкой», оказывая на публику магнетическое влияние.
Василь Быков
В оценке книг этого автора буду немногословен, как он сам: Быков писал не о войне и героизме, а о том, как оставаться человеком – гордым и свободным в своем выборе – посреди хаоса, когда обезумевший от вседозволенности мир пытается заковать тебя в цепи.
Литература действительно способна учить и закалять человека.
Джон Рональд Руэл Толкиен
Я всегда считал, что любимые книги нужно защищать от посягательств, как семью и веру. Так вот когда при мне начинают с кривой усмешкой рассуждать о Толкиене как о добродушном профессоре-сказочнике, я белею лицом и напоминаю, что лейтенант Толкиен участвовал в Первой мировой войне, пережил мясорубку на Сомме, где погибли два его лучших друга (общие потери в той 6-месячной битве составили свыше 1 миллиона человек). А когда вернулся домой инвалидом, то до конца жизни писал одну большую книгу о том, что делает с человеком жажда власти. «Сильмариллион» Толкиена, включающий «Властелина колец», – подлинная документальная хроника в фэнтэзийной оболочке. Белорусам следует изучать эту книгу со школьной скамьи. И старательно конспектировать, и заучивать большие отрывки наизусть.
Стивен Кинг
У этого 64-летнего американца есть то, что я называю «историей»: увлекательное динамичное повествование. Как писатель, он вкалывает 24 часа в сутки, и свои миллионы на книжном рынке заработал честно, а ведь когда-то стирал белье больных в прачечной! Некоторые пустобрехи утверждают, будто Кинг пишет «ужасы». Чушь! Его повесть «Тело» и роман «Оно», к примеру, – лучшие книги о дружбе в истории мировой литературы. Хотя сам Кинг оценивает себя предельно критично:
{quote-3}
Клиффорд Саймак
Я вырос на бесконечно добрых книгах Саймака, где контакт с пришельцами однажды становился явью, и она всегда была счастливой. Вот почему впоследствии меня так неприятно поразили фильмы «Хищник» и «Чужой». Оказывается, люди – всего лишь место для роста детенышей, всего лишь дичь, на которую классно поохотиться! Это было как взросление, чертовы фильмы эти.
Андрей Ходанович
Как говорит Гомер Симпсон, «чтобы тебя любили, приходится быть со всеми хорошим каждый день. Чтобы ненавидели – напрягаться не приходится вообще». Поэт Андрей Ходанович во время литературных чтений вызывает у публики шквал положительных эмоций. И кажется, что Андрею это дается легко.
О Вільня, крывіцкая Мекка!
Тры літры на чалавека,
Вострая Брама, Белсат,
Акропаліс – і назад.
Мигель де Сервантес
Зачитал «Дон Кихота» до дыр, придется «новое» букинистическое издание покупать! Искренне люблю главного героя – этого старого козла, то ли Бога, то ли Дьявола, который странствует по стране, отдаленно напоминающей Испанию (см. лекции Владимира Набокова по зарубежной литературе), лупит всех, и все его лупят в отместку. Ну и фразочки Санчо Пансы обожаю – они удивительно напоминают те, что «гуляли» в деревне моей бабушки.
